– 8 мая тебе драться с Франсимаром Барросо. Что думаешь об этом сопернике?
– Первый раз мне попался боец, который решил начать перепалку еще до боя. Но не думаю, что этому «трэштоку» можно дать какое-то развитие. Что же до него, то парень за последние семь боев проиграл только раз, и то, раздельным решением судей. Но манера ведения в клетке у него довольно скучная, он старается налететь и пытается быть непредсказуемым, меняя стойки, однако бьет только с одной. Мы выстраиваем план и я думаю, что у него ничего не получится сделать.
– Какого ты мнения о его громких высказываниях?
– Он просто пытается лишний раз привлечь внимание, даже не столько к нашему бою, сколько к себе. Я даже не представляю, какого должно быть человеку, который сначала много говорит, а при объявлении победителя стоит с грустным лицом, как это было в поединке Макгрегора и Диаса. Я морально устойчивый человек, через многое в жизни прошел, поэтому со мной такое точно не прокатит. Но если у него получится таким образом привлечь еще пару глаз к нашему бою, то пусть делает, ведь это пойдет мне только на пользу.
– Ты подписывал контракт на этот бой в подъезде. Это как?
– Это было воскресенье. В этот день мы с друзьями ходим в храм, а после этого сидим в кафе. И когда кушали, я проверил почту и увидел, что мне пришел контракт. Его нужно было подписать в ближайшее время. Мы пошли его распечатали где-то на Цветном Бульваре, в полуподвальном помещении. И когда выходили, я сказал, что давайте я здесь его и подпишу, в падике, отправим им фотографию. Подумали, что это неплохая идея и сделали (смеется).
– Весьма оригинально. В свое время всем еще запомнился твой выход в футболке с надписью «*** войне»...
– Меня тогда секундировал довольно харизматичный парень, на выдумки горазд. Как говорится, с кем поведешься... Он сказал, что раз можно выходить в любой футболке, то надо этим пользоваться, будет весело. Я ответил, что на счет весело не знаю, но хочется обрисовать ситуацию на Родине. «Нет войне» - слишком просто. Через матерное слово — слишком жестко. Решили написать через хэштег. Сделали футболки в двух экземплярах и вышли в них. В первый день на них никто не обратил внимание, а затем уже, когда узнали перевод... На бой ему запретили надевать ее (улыбается).
– Твои прогнозы на второй поединок между Джоном Джонсом и Даниэлем Кормье?
– Думаю, шансы на победу есть у обоих. Кормье уже дрался с Джонсом и знает, чего ожидать. Если сделает грамотные выводы и правильно подойдет к поединку, то он может победить Джона. Так что интрига не умерла. Но Джонс очень мотивирован после такого перерыва. Все неоднозначно, я просто жду этот бой.
– За кого-то будешь болеть?
– Они оба в моей категории, и если все пойдет по плану, то мне как минимум придется с кем-то из них встретиться, а я не планирую никому проигрывать. Поэтому я за хороший поединок.
– Расскажи о том, как в детстве ты оказался в спорте.
– В моем родном поселке в Луганской области спорта как такового не было. Были только площадки, там очень любили играть в футбол. Но секций не было. Ближайшие были в городе Красный Луч. И отец привел меня в киокушинкай каратэ. Мне было неполных 11 лет. Как сейчас помню запах того зала, аж дрожь пробирала. Все было так интересно, но первые несколько лет я стабильно выхватывал люлей. У нас сформировалась такая группа здоровья, человек 6, и почти все были старше меня на год-два. Была здоровая конкуренция да и сам вид спорта — киокушинкай, в котором бьют голыми руками и ногами — отлично закаляет характер.
– А как ты перешел в смешанные единоборства?
– В мае будет 4 года, как я оказался в MMA. Когда я занимался каратэ, думал, что достигаю какого-то результата, всегда было интересно поучаствовать в каких-то боях, искал подпольные. Но когда пришел в секцию MMA, меня, мягко говоря, возили лицом по ковру. Били, бороли, отламывали — в общем, все подряд. Кроме ударов ногами у меня ничего не было. Это смотивировало, лето как раз было. Я снял квартиру недалеко от тренера, и он каждое утро будил меня и говорил: «Вставай, пойдем тренироваться!». И мы шли. А буквально через 3 месяца, то есть в августе, я провел свой первый профессиональный бой. Таким его, правда, сложно назвать... Сформировали пары, пришли человек 50 зрителей. Тогда мне попался боксер, я перевел его в партер, сел сверху и просто стал бить: бой остановили. Так и состоялся мой дебют в смешанных единоборствах.
– Участвовал в подпольных боях?
– Слышал о таких, просил узнать, и если кто-то что-то найдет — сказать мне. Но дальше слов дело не дошло.
– Вплоть до перехода в MMA ты занимался каратэ?
– Нет, каратэ я занимался до 17 лет. Тогда я выиграл чемпионат Европы и должен был ехать на мировое первенство. Но мне не очень нравился тот факт, что за мои поездки платил моей отец. Хотя в одну весовую категорию от страны ехало по два представителя: один за счет федерации, другой за личный счет. Но несмотря на то, что на тот момент я два года был первым номером сборной, стабильно выигрывал чемпионаты страны, за счет федерации ездил другой парень, которого я при этом досрочно раза два или три побеждал.
– Почему?
– Потому что его тренер формировал сборную.
– И что именно произошло после чемпионата Европы?
– Нам обещали золотые горы, если мы войдем хотя бы в четверку сильнейших. Стипендию, возврат потраченных денег и так далее. Я выиграл этот чемпионат и думал все, наконец-то, столько лет тренировок и вот он результат. Но я не получил ни-че-го. Нам пришли бланки на заполнение, о компенсации денег, мы написали доверенность то ли на главного тренера, то ли на председателя федерации, чтобы он получил эти деньги и передал их нам. Отправили, и больше мы ничего не видели. А когда пришло время ехать на чемпионат мира, нам сказали: денег нет, хотите, поедем за свой счет. А у меня были большие планы на то мировое первенство, потому что оно проходило в Японии. Хотел приехать и сдать на черный пояс на родине каратэ. Но после чемпионата Европы остался неприятный осадок. Это был 2008 год, как раз на Украине начался кризис. Отец пытался уговорить поехать, говорил, что найдет деньги, но я не захотел. Это было не нужно никому. Почему за мои заслуги от федерации ехал другой спортсмен, я не понимал, хотя кроме тренера и отца в меня никто и копейки не вложил.
– Обидно тогда было?
– Очень. Я перед этим еще попал в аварию на машине. Но, к счастью, меня быстро вылечили и я усердно готовился к чемпионату мира. Когда встал вопрос финансов, я и отказался.
-До перехода в единоборства чем занимался?
– Я закончил школу, затем занялся вопросом поступления на юридический факультет. Ходил в зал иногда качался, иногда бил мешок, пару раз был на секции миксфайта, но постоянно спортом не занимался. Свое взяла самостоятельная жизнь, шальная. Первые годы, вставал на ноги, все было не стабильно. Первый курс проучился в Луганске, понял, что мне это не нравится, потому что меня все равно содержит родня, и после этого вернулся домой, пошел работать в шахту. Зарабатывал деньги и отвозил их на сессию, практически не учился. Уже тогда понимал, что вряд ли буду работать по специальности. В итоге проработал пару лет в шахте, но желание попробовать себя в универсальных боях меня никогда не оставляло. И как-то раз к отцу приехал друг, сказал, что где-то в Москве работал с человеком, который знает человека имеющего отношение к боям и может меня с ним свести, я, конечно, сказал «да». После этого визита прошел год, я уж и забыл о том диалоге, как мне внезапно позвонили. Так я и оказался в MMA.
– Расскажи о периоде, когда ты работал в шахте.
– Это непростой труд, но я ни чуть не жалею, что мне там пришлось поработать и понять, как зарабатываются деньги. Каждый день спускаясь в шахту, у меня не было какого-то презрения к своей профессии или к тому, чем я занимался. Наверное, потому, что я знал, что не буду заниматься этим всю жизнь. Но в тот же момент я смотрел на людей, которые ехали вместе со мной, им было по 45-60 лет, и понимал, что так жить не хочу. Я ценю тот опыт, который получил при общении с мужиками. Работа там научила меня, что сколько ты сделал, то ты и получишь. Там была абсолютно своя атмосфера, весело было. Есть пословица: кто в армии не служил, тот в цирке не смеется. Про шахту можно сказать также.
– Помимо работы шахтером еще как-то зарабатывал деньги?
– Работал на рынке, делали контейнеры для торговли. Нужно было сварить из двух один, покрасить, обустроить и так далее. Потом, когда мне дали мастера спорта, я полгода был учителем физкультуры в своей родной школе. Всегда с позитивом были занятия. Помимо того, что я им преподавал, много баловались: стелили маты, они на меня прыгали и вместе боролись (улыбается).
– Между твоим дебютом в MMA и подписанием контракта с UFC прошло очень мало времени. Как тебе это удалось?
– Я попал в такую волну, когда много чего проходило, поэтому часто дрался. Человек, который вел меня тогда — Юрий Кисилев, был в курсе тех или иных событий по Украине. И буквально каждую неделю проходили какие-то турниры, то Харьков, то Донецк, то Львов. Я постоянно мотался, иногда даже толком не удавалось потренироваться и подготовиться. Бывало, что я дрался в субботу, в ночь ехал в другое место и выступал там. Просто всю жизнь хотел этого, был голодный и принимал любые предложения. За год накопилось порядка 15 боев. Потом меня предложили на гран-при тяжеловесов M-1, на замену Джеффу Монсону. Против Магомеда Маликова. Я понимал, куда иду, но меня мало кто спрашивал, да и отказываться я не привык. Все сложилось в мою пользу: Маликов по каким-то обстоятельствам не смог выйти на бой. Тогда мне привезли немца, наш бой сделали резервным и я с горем пополам его победил. После этого мои менеджеры в течение месяца подписали меня в UFC. Ведь я был с хорошим рекордом, а тяжеловеса подписать не так уж и сложно.
– Что почувствовал, когда оказался в UFC? Тяжело было в первое время?
– Тяжело было понять, что происходит. В этом деле я был год, а до этого из бойцов смешанного стиля я слышал только про Федора Емельяненко. В самом начале я не знал, что такое UFC, не знал, кто там дерется. Начал потихоньку вникать, просматривать бои. Когда меня подписали, были мысли: «Классно. А че делать дальше?». Взял в охапку тренера и начали тренироваться. Понимал, что UFC для меня — еще рано, но пути назад не было, нужно двигаться вперед и делать все, что смогу. Так в первом бою и вышло: против Соа Палелея я делал все, что мог, но просто истощился. Не потерял сознание, но потерял все свои силы, и продолжать бой не мог. Было много критики, а для себя я сделал вывод, что нужно еще больше работать.
– Какие внес корректировки перед вторым боем?
– Не засиживался на одном месте, тренировался в нескольких залах, постоянно катался. В итоге подготовился хорошо, но за две недели до поединка очень сильно заболел. Лежал с высокой температурой и понимал, что у меня уходит и вес, и силы. Когда я слег, Кисилеву, человеку, которого считал своим менеджером. Он приехал, дал мне три таблетки и сказал, что скоро меня уже отпустит. Но я так и продолжил лежать и вскоре позвонил отцу с просьбой забрать меня. Дома меня отпаивали шиповником, усердно лечили и я вроде оклимался. Через два или три дня нужно было вылетать на бой в Чикаго и я сказал Юре, что не могу ехать. Он сказал, что как же так, так нельзя, на что я ответил, что у меня нет интереса в этом. Я в таком состоянии проиграю и меня уволят как мешка последнего, а в глазах людей я мешком так и останусь, я так не могу. Он сказал, что если что, в UFC мне пойдут на встречу и за эти пару дней я настроился. Попытался восстановить силы, тренироваться все равно не получалось. Прилетели и на взвешивании я показал 98 килограммов! В тяжелом весе! Хорошо, что все опять сложилось в мою пользу и бой с Харрисом продлился 25 секунд: я попал и смог добить. После поединка уже он подошел ко мне и сказал, что когда мой вес объявили, его первая мысль была: «Что происходит, что за мальчика мне привезли, футболиста что ли какого-то?!». Ребята смеялись потом: когда мы лицом к лицу встали с Харрисом, у нас одинаковые были только кулаки и предплечья (смеется).
– И после этого взвешивания ты решил спуститься в полутяжелую весовую категорию?
– Да, я слышал, что некоторые ребята и по 20 кг «гоняют», а мне при весе 98 должно было быть не очень сложно. Буквально через пару недель мне опять звонит Юра и говорит, что согласился на мой следующий бой, чтобы я на замену вышел. Рассказывал, что все тоже самое, как и в прошлый раз: Сент Пру тоже левша, тоже темнокожий (улыбается). Посмотрел бои, понял, что не совсем все тоже самое. Начал готовиться, смог все-таки сделать нужный вес, но в бою был очень вялый. Даже не помнил, что произошло — сказали, что «уснул». И после этого я решил прекратить отношения с тем менеджером.
– И как раз у тебя началась победная полоса из трех боев.
– К поединкам с Донованом и Недковым я готовился в Киеве, но потом пришлось оттуда уехать. В спортивном плане там все отлично, но общая атмосфера слишком напряженная. Я в одно время жил у своих родственников... У дяди. С нами была его жена и теща. Теща смотрела российские каналы, а ее дочь обрубала кабель и орала благим матом на всю российскую власть, что они такие-сякие. Очень похоже на зомбирование, на промывку мозгов и находиться там я больше не мог. Я списался с ребятами из Клуба единоборств №1 и в прошлом марте, ровно год назад, оказался в Москве. Здесь я уже познакомился со своей командой Industrials, с ребятами: Серегой Хандожко, Лехой Махно и другими. И к бою против Лимы я готовился в Москве, благодаря друзьям порешали вопрос с жильем и меня приняли незнакомые мне люди, за что им большое спасибо.
– Сейчас ты уже окончательно в Москве?
– После боя я поехал домой, жил в Донецке, но потом все чаще меня посещали мысли о том, что надо перебраться в Москву. Дело в том, что моя семья ожидает пополнения, буквально через неделю-две должен родиться сын. А в ДНР вместо свидетельства о рождении просто выдают справки, где и когда родился ребенок. Я не хочу такого, поэтому вместе с супругой мы в Москве.
– Ситуация на Украине как-то сказалась на тебе?
– Она сказалась на мне точно также, как и на любом жителе Донбасса. Это в Киеве люди выходят на Майдан, сходятся, расходятся, а у нас постоянно стреляют, взрываются снаряды. Чудом мой родной поселок не зацепило. Но в 20 км от моего дома находится поселок Дебальцево. Когда мимо него едешь, каждый раз дрожь охватывает. Нет ни одного дерева, которое не было бы задето осколками, нет ни одного дома со стеклами — просто руины. Есть еще поселок на 10 км ближе к моему дому, там тоже страшные вещи происходили. Накрывало «градом», моему товарищу звонил отец, которому оторвало ноги, а мать уже погибла... В мирное время ехали, глаз радовался: бабушкины домики, хорошие поселки. Сейчас всего этого нет. Либо только фундамент остался, либо одна стена из четырех стоит. Все дороги в воронках от снарядов. Такие вещи не могут не сказаться, это отражается как на психологическом, так и на физическом состоянии. Работы нет. Все люди, работающие на шахтах, сейчас просто откачивают воду оттуда, в надежде на то, что они когда-то еще заработают. Без работы кто чем уже не занимался. У республики мало денег, и сейчас ввели 30% налог для частников. А не частники у нас не работают.
– Что первое промелькнуло у тебя в голове, когда все это началось?
– Были радужные мысли, авось, получится как с Крымом: раз, и в дамках. Но потом все чаще и чаще начали говорить о том, что собрались террористы, все позахватывали. Ни одна районная или областная администрация не была захвачена с выстрелом. Просто приходили люди и главы с ними соглашались. А я даже и подумать не мог, что может такое произойти. Слышал ото всех, что скоро война начнется, а в ответ думал: да какая война, XXI век, да и с кем воевать-то?! Вышло так, что даже не на мировой арене это случилось, а внутри государства. Такая чушь, что даже в голове не укладывалось. Когда уже это произошло... Думать было поздно.
– У тебя не было каких-то проблем в связи с тем, что ты начал ездить в Россию?
– Проблемы начались раньше. Как-то в одном зале пересекся с человеком, который служил в «Азове» - батальоне украинских войск. Когда становились с ним в спарринги, у меня была какая-то злость, но я себя, конечно, сдерживал. Просто вел себя довольно доминирующе. Он лежал и говорил: «Никита, что ты делаешь, я же не Порошенко, мне не отомстишь». Нес полную чушь, не знаю, что у него в голове было. А когда я приехал домой, то с его стороны полетели разные оскорбления и грязные слова в социальных сетях. Но я это дело опустил, ведь я не могу ничего поделать с тем, что у кого-то в голове проблемы.
Есть еще один случай. В декабре 2015 года я приехал в Киев. У меня там большое количество друзей и товарищей, которые всегда мне рады и ничто не повлияет на эти отношения. Я пришел потренироваться к ним, и без задней мысли одел кофту с надписью «Россия» на спине и российским флагом, которую мне подарил киевский приятель. Потренировались, я бил по макиваре, пацаны это сняли и выложили с подписью, мол, рады меня видеть. И все, через пару дней все правые газеты засверкали лозунгами о том, что приехал сепаратист и что он тут делает. Стали призывать принять меры в отношении меня, найти и наказать. Ладно, если бы я был один, так я был с супругой. Стал внимательнее относиться к тому, где я появляюсь, с кем вижусь и так далее.
Помню еще, пришел как-то в зал к ребятам, с которыми тренировался раньше, а народу было мало. Я предложил собраться и поспарринговаться, все согласились. А на следующий день они мне позвонили и сказали, что лучше мне в этот зал больше не приходить: звонили и узнавали про меня. Я сказал, что не вопрос, зачем мне создавать проблемы людям.
– Как считаешь, ситуация наладится?
– Непонятно. Пока была зима, все ждали весны, потепления, в надежде, что станет лучше. Сейчас весна, теперь опять что-то ждем. Успокаивает одно: надеюсь, что больше не произойдет того, что было. Звоню товарищам домой, спрашиваю, гремят ли еще? Говорят, что гремят, на передовой стабильно постреливают, но глубоко не запускают. Хочется верить, что с тех позиций они дальше не сдвинутся. Вторую такую волну народ вряд ли переживет.
LinkBack URL
About LinkBacks
Ответить с цитированием
Социальные закладки